Самородок из верблюжья
Прошедший год для верблюженского поэта Валентина Евлампиевича Ферулева, отметившего в конце ноября свой 80-летний юбилей, получился очень плодотворным.
Накануне юбилея в областной библиотеке имени Пушкина Валентину Евлампиевичу вручили авторский экземпляр недавно вышедшего томика, в который вошли десять его стихотворений. До этого стихи В.Е. Ферулева публиковались в региональных сборниках «Литературный ковчег», «Тарские ворота». Регулярно публикуем его новые стихи и мы в своей районной газете.
Накануне Нового года я побывал у поэта дома. Пока хозяин – супруга Казимира Ивановна ушла в гости – соображал «чайковского», рассматривал его творческую мастерскую (хотя она, скорее всего, нематериальна и находится в голове). На столе – старая пишущая машинка, в которую заправлен лист бумаги. На нем уже набраны первые строчки какого-то нового поэтического откровения. На открытых полках книжной стенки у Валентина Евлампиевича разложены минералы. Такое количество самоцветов я до этого видел только в минералогическом музее Нижнего Тагила. Горный хрусталь, яшмы, агаты, берилл, малахит, изумруд и множество других камней, названия которых просто не ведаю… Это плоды его давнего увлечения. Молодость и зрелые годы он провел на Урале: ходил с друзьями по горам, обследовал – порою с риском для жизни – заброшенные рудники, шахты. Порою приходилось перебрать сотни килограммов пустой каменной породы, чтобы найти самоцвет. Вот так же и в поэзии. Помните, у Маяковского: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды…»? Причем его поэтическое пристрастие гораздо старше увлечения самоцветными каменьями. Он ведь совсем юным пытался сочинять и даже отправлял свои «вирши» в газету «Пионерская правда»». Оттуда отвечали, что его желание писать похвально, но надо еще много работать над собой, над словом, и ничего не печатали…
Как признается Валентин Евлампиевич, родник поэзии снова забил после возвращения в 2002 году из Екатеринбурга на отчую верблюженскую землю. Походил он по прозрачным березовым колкам, осиянным солнцем, по тихим росным тропинкам, где бегал босоногим мальцом, увидел играющие волнами золотые поля с пшеницей, восходящее солнце над Иртышом, вдохнул воздух родины. И, может быть, от этой красоты, от той щемящей боли и любви, что заполнила его душу, и заструился сызнова поэтический ручеек. А ведь до этого двадцать лет покоился под жизненным спудом. Хотя ранее он печатался во многих уральских газетах и альманахах и состоял в литературном объединении имени Михаила Пилипенко (это автор стихов знаменитой «Уральской рябинушки»).
В.Е. Ферулев родился в Верблюжье, а через несколько лет началась война. Отчим, Евлампий Васильевич, ушел на фронт, и семье совсем нечем стало жить. Переехали к родственникам в Марьяновку – там жила родная сестра матери Анастасии Федоровны, работала в пекарне. Но избави Бог прихватить что-нибудь с работы – махом во враги народа попадешь… Чувство голода в военные годы было всепоглощающее. Однажды маленький Валя со своими сверстниками даже в офицерскую столовую залез, чтобы наесться, но там тоже было все пусто… Мать Анастасия Федоровна, хоть и не шибко образованная была, но постоянно рассказывала и читала сыну сказки, былины, насыщала его душу духовной пищей…
Потом, когда осенью 1945 года вернулся отчим, стало полегче. Однако Евлампия Васильевича, специалиста почтовой связи, перебрасывали из одного райцентра в другой: Тавричанка, Исилькуль, Седельниково. Вот в этом северном омском поселке и заканчивал Валентин десятилетку. Мечтал стать художником и намеревался поступать в Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры. Рисовал чем придется, карандашом, мелом, сажей, гуашью, красками – лишь выдавалась свободная минута.
– Все карты спутал приехавший на каникулы двоюродный брат Володя Долгов, студент Свердловского горного института, – с улыбкой вспоминает былое Валентин Евлампиевич. – «Геология и все, что с нею связано, – это для настоящих мужчин. Не то, что картинки малевать», – напустил брат сладкого соблазна. Но больше всяких слов меня поразила и сагитировала его форменная одежда, которая полагалась студентам Горного. Китель с нашивками, фуражка с кокардой. Как на него глядели люди, а девушки так просто таяли… В общем, поддался я уговорам – в голове-то еще ветер – и поехал поступать в Свердловск, в этот институт. Да еще четверых однокашников сблатовал с собой. Сколотили нам в дорогу родители фанерные чемоданы, приладили к ним навесные замки. И пуще глаз наказывали беречь свое добро. А в чемодане – пара сменных трусов, майка, носки да заношенная рубашка – вот и все драгоценное имущество.
Пролетели кипучие студенческие годы, началась самостоятельная жизнь. Его, как и весь выпуск, оставили в Свердловске. Первое место работы – институт УралГИПРОРуда, занимавшийся проектированием шахт, рудников, разрезов. Их электромеханическое оснащение – специализация Валентина Евлампиевича.
Потом в его жизни было еще два проектных института, один из которых нашему земляку поручили создать с нуля. Ни здания, ни сотрудников, ни материально-технических фондов. Все приходилось пробивать, доставать, организовывать.
Поработал он и руководителем уральских строительных трестов, например, «Уралстроймеханизации» (Ферулев был в нем начальником управления механизации). Предприятие обустраивало нефтяные, газовые месторождения, прокладывало подъездные пути, железные дороги, создавало инженерную инфраструктуру северных городов. Нагрузка и ответственность всегда были колоссальные. Всегда находился в жесточайшем цейтноте: сделать нужно было многое, а сроки кратчайшие. О его отношении к делу говорит звание – «Почетный транспортный строитель России». Был в постоянных в разъездах. С севера на юг, от Приполярья до Алма-Аты, с Запада на Восток, от Прибалтики до Владивостока. Прибавьте сюда общественную нагрузку: депутатская работа, членство в райкоме партии Свердловска.
В 90-е годы отлаженное предприятие, оснащенное мощной строительной техникой, производственные цеха были лакомым куском для появившихся на свет почти легальных бандгрупп. Случалось, «бандюки» и с оружием в руках вламывались в кабинет Валентина Евлапиевича. Не на того нарвались: долго он для «прихватизаторов» народного добра был костью в горле.
Но однажды, дело было уже на пенсии, потянуло его в родные места, к корням, в тихую несуетность сельской жизни.
– Поедем на родину. Все, что мог, я Уралу отдал, – сказал он жене.
С той поры минуло уже 14 лет. За это время на родной земле увидели свет сотни его новых стихотворений. В районной и областных газетах, региональных литературных альманахах, а одна стихотворная подборка залетела каким-то образом в журнал «Северо-Муйские огни», выпускаемый в Бурятии, и трех книгах. Одна из них – «Рядом с тревогой надежда…» – выпущена при помощи редакции нашей газеты «К новым рубежам». А миниатюрная книжица, выпущенная совсем недавно (о ней идет речь в начале публикации), – это очередной томик серии «Антология омской поэзии». В ней собраны тексты самых лучших омских поэтов. Всех времен.
– Я не профессионал, – рассказывает Валентин Евлампиевич о секретах своей творческой лаборатории. – Не могу каждый день садиться к письменному столу и выдавливать, вымучивать из себя слова, строчки, строфы. Пишу только по вдохновению. Что это такое, я и сам не могу толком объяснить. Это особенное состояние, не подчиняющееся приказу или моему желанию, при котором слова приобретают особый смысл, рождаются образы, озарения. А отправной точкой для стихотворения служит какая-то яркая, незатасканная мысль, пришедшая ранее. Она может прийти в любое время… Когда чистишь снег, едешь в автобусе или спишь… Надо немедленно записать ее – иначе через несколько мгновений все забудется. А уж потом обдумываешь эту мысль, обмозговываешь, строишь какие-то логические цепочки, куда-то ведешь ее. В союзниках у меня всегда природа, ощущаю ее как живое существо, она навеивает мне какие-то чувства, ассоциации. От природных образов перехожу к человеским, к тому, что происходит в нашем обществе. Бывает, и наоборот: от человека иду к природе. Темы и сюжеты для поэзии неисчерпаемы.
Есть, на мой взгляд, и еще один секрет: над Валентином Евлампиевичем не давлеет возраст, хотя то, что выпало ему в жизни, на десятерых хватило бы. Когда беседуешь, испытываешь странное ощущение, что говоришь не с представителем старшего поколения, а со своим ровесником. Ему все интересно, все волнует, зорко его сердце и чувствительно к тому, что происходит в родном селе, районе, области, в России.
Олег ШИПИЦЫН, фото автора