Буду реставратором
Ксения Смирнова – студентка четвертого курса Тобольской Духовной Семинарии, старейшего учебного заведения Сибири. Учится в иконописной школе при Семинарии, будет иконописцем-реставратором, специалистом в области церковного искусства.
В связи с самоизоляцией из-за пандемии коронавируса девушка почти три месяца пробыла в Саргатке у родителей. Мы встретились с ней и попросили рассказать о том, почему она решила связать свою жизнь с такой профессией.
Ксению я застала дома за реставрацией иконы в честь Чудотворца и Великомученика Пантелеимона. Изображение Святого на ней в целом хорошо сохранилось, а фон испорчен: его кто-то по незнанию закрасил темно-синей эмалевой краской, которая по прошествии лет въелась в дерево. Девушка старательно снимала чужеродный слой при помощи скальпеля с очень тонким лезвием, была очень сосредоточена. Но лицо ее при этом светилось – было очевидно, работа доставляла ей огромное удовольствие.
– Откуда у тебя эта икона? Она старинная?
– Настоятель Свято-Никольского мужского монастыря отец Серафим передал ее мне и благословил на работу. Икона эта, судя по всему, не очень старинная, написана в 20-м веке. Более точно ее возраст можно определить в специальной лаборатории или обратившись к экспертам. Автор иконы неизвестен. Их не принято было подписывать.
– А как же знаменитые иконы Андрея Рублева? Разве он не оставлял на них свой автограф?
– Как нам рассказывали наши преподаватели, Андрей Рублев не подписывал своих икон, как и другие иконописцы. По крайней мере, в самом раннем периоде своего творчества. В то время в иконописных мастерских всегда работали коллективно, артелями. Учитель, мастер иногда лишь писал лики и заканчивал работу. А остальное делали его ученики. Установить авторство Рублева удалось по купчим, где указывалось, кто приобрел икону, а также – кем, в какой мастерской или монастыре она была написана.
– Очень интересный факт. Ксения, расскажи, почему ты решила поступать в Тобольскую Духовную Семинарию? Тебе кто-то посоветовал или ты сама так решила?
– Я выросла в православной семье. С раннего детства со своими родителями, Анжеликой Витальевной и Сергеем Геннадьевичем Смирновыми, ходила в церковь в Саргатке, занималась в Воскресной школе при Свято-Никольском храме, участвовала в богослужениях. Это мне очень нравилось. В классе шестом мы с воспитанниками Воскресной школы побывали на экскурсии в Тобольске, в Тобольском кремле. На его территории и располагается Духовная Семинария. Она была открыта по указу царя Петра I в 1703 году.
Поразила атмосфера, царящая в стенах этого учебного заведения, впечатлили условия проживания, мастерские, классы. После этой поездки я сообщила родным: «Буду учиться только здесь!».
– Ты поступила в Семинарию по результатам ЕГЭ?
– Нет. Это ведь не светское учебное заведение. Результаты школьных выпускных экзаменов во внимание вообще не берутся, хотя я набрала по всем предметам хорошие баллы и могла поступить в вуз. У нас было собеседование с Владыкой – ректором Семинарии, чтение молитв на церковно-славянском языке, изложение, а еще нужно было представить рисунок или эскиз на свободную тему и рекомендательное письмо от священника.
– Твои ожидания оправдались? Нравится учиться там?
– Да, я сделала правильный выбор. Меня все устраивает. У нас там особый микроклимат, очень теплая, доверительная обстановка. Запах ладана смешивается с запахом щей и булочек с корицей, колокольный звон соседствует с смехом веселых молодых ребят. Здесь другое, совсем другое настроение. Не надо думать, что семинаристы – замоленные и заморенные юноши с бледным цветом лица. Приятно удивляют и другие мелочи: можно, например, забыть свой телефон на подоконнике и на следующий день там же его и взять.
– Жизнь в духовных школах, наверное, сродни армии со своим уставом…
– Согласна, человеку, который далек от церкви, привык к свободному образу жизни, здесь учиться очень трудно. Кто-то просто не выдерживает такой распорядок дня, не может привыкнуть к тому, что семинаристы обязательно должны посещать все вечерние и утренние службы, помогать в уборке территории, на кухне. И форма одежды у нас не свободная. Девушки носят черные юбки в пол, свободные блузы или кофты, юноши ходят на занятия в кителе и брюках. Все это есть в правилах внутреннего распорядка.
– Где ты живешь в Тобольске?
– Живу там, где и учусь: на территории самого Тобольского Кремля. Здесь есть все для нормальной жизни, месяцами можно не выходить за его пределы. Мы находимся на полном гособеспечении, нас очень хорошо кормят, например, дают морскую рыбу, фрукты, в полдник могут поставить перед тобой тарелку с финиками, инжиром, орехами.
– Какие предметы вы изучаете?
– В Иконописной школе изучают Библейскую историю, историю Русской Православной Церкви, историю искусств, иконоведение, иконописание.
– Что тебе ближе?
– Люблю практические предметы, где можно в полной мере проявить свои творческие способности. Я ведь окончила художественное отделение Саргатской детской школы искусств, училась у Марины Александровны Абаимовой. Очень нравится иконописание.
– Скажи, а реставратор икон может не уметь рисовать?
– Думаю, нет. Как говорят нам наши преподаватели, каждый реставратор – художник, но не каждый художник – реставратор. В иконописной школе рисуют все. Иногда мы устраиваем выставки картин, написанных семинаристами.
– Учатся ли в Семинарии иностранцы?
– Да, у нас учится китаянка. Ее прабабушка после революции иммигрировала в Харбин, вышла замуж за китайца, и, видимо, гены заговорили в потомках так сильно, что девушка не только выучила русский язык, но и приняла православие, при крещении получила имя София. В библиотеке Семинарии ей нашли Библию на китайском языке. А русские иконы она впервые увидела в Харбинском Покровском соборе, где на клиросе поет ее мама.
К слову сказать, саргатчанин Иван Волынкин учится в Семинарии на иконописном отделении и в этом году заканчивает ее.
– Чем профессия реставратора интересна?
– Реставратор – как врач. Мы относимся к иконам как к памятникам культуры, лечим их. Поэтому и инструменты используем для их восстановления в основном медицинские: скальпели, пинцеты, кусачки.
В 17-18-м веках все иконы писались чаще всего на досках. Для маленьких икон могла использоваться одна доска. Для икон большого размера соединялось несколько досок – их склеивали между собой специальным клеем. Для того чтобы на доске держался грунт, лицевая сторона заготовки остругивалась зубчатым рубанком. С тыльной стороны доска также остругивались, а чтобы избежать коробления доски в будущем, в нее врезались шпонки. Потом на доску наклеивали холст – паволоку, а на паволоку наносили сделанный из мела и рыбьего (чаще осетрового) клея грунт – левкас. После просушки доски левкас шлифовался до такой степени, что поверхность будущей иконы становилась похожей на гладкую кость. А дальше начиналось самое интересное – само письмо. Готовая икона покрывалась олифой, изготовленной на основе натурального льняного масла.
– Когда реставрируют старую икону, могут использовать материалы, которых не было у иконописца?
– Мы стараемся использовать натуральные материалы, близкие к тем, что использовались при создании иконы. Например, рыбий клей, который, как и раньше, делают из плавательных пузырей и плавников рыб благородных пород. Или древесные, чаще всего липовые опилки для восполнения утрат древесины – заполнения гвоздевых отверстий, трещин и тому подобных дефектов. В то же время мы используем современные краски для тонирования утраченных фрагментов живописи. А если речь идет об удалении потемневшей со временем олифы, которой покрывались все иконы, без современных органических растворителей не обойтись.
– Ты уже реставрировала какую-нибудь икону самостоятельно?
– Да, конечно. Эта икона «Богоматерь с младенцем», васнецовское письмо. Она была разломана на две части. В каких-то местах краска либо вовсе была утрачена, либо вздулась. Пинцетом приходилось приподнимать каждый вспученный фрагмент и приклеивать. На утраченные места наносится краска в тон. На ее восстановление ушло два года. Первая икона, которую я отреставрировала, – краснушка. Это такой деревенский стиль письма. Фоны такой иконы или облачение персонажей на ней часто выполнялись красно-коричневой краской (охрой или суриком) с прорисовкой изображений черными контурами. Икона была в неплохом состоянии. Ее доставили на реставрацию из Тюменского собора. По проезду в Тобольск буду заниматься фресками – расписывать стены Софийско-Успенского Собора, реконструкция которого длилась много лет.
– Наверное, чем древнее икона, тем труднее ее реставрировать?
– Далеко не всегда. Чем древнее икона, тем лучше соблюдались правила и технологии ее создания. Чем позже, тем больше иконописцы и художники экспериментировали, привносили что-то новое, пробовали новые материалы. Зачастую это может очень усложнить работу реставратора…
– Какие у тебя планы в дальнейшем?
– В этом году буду поступать на заочное отделение худграфа. Хочу расширить свой кругозор, овладеть новыми знаниями. Я очень люблю рисовать картины, пейзажи. Моя младшая сестра Маша и мама тоже тяготеют к живописи. У нас это семейное.
– Удачи тебе, Ксения, и спасибо за очень интересную беседу.
Наталья МЯСНИКОВА, фото автора