Без вины виноватый

Вся жизнь Адама Георгиевича Гетте и его тети Климентины Адамовны – это испытание временем и судьбой, боль и страдания, которые даже спустя много лет не забываются.

О таких, как саргатчанин Адам Георгиевич Гетте, можно говорить – без вины виноватый. В 41-м году его вместе с родителями сослали из Поволжья в Сибирь.
Его потомки – коренные немцы. Почти три века назад по доброй воле они обосновались на Поволжье после Екатерининского Указа о добровольном переселении. В стране, где бурно развивались промышленность, кораблестроение, очень не хватало инженеров, учителей, рабочих. Тогда, в 18 веке, из Германии в Россию перебрались тысячи семей, в том числе  Шнейдер и Гетте – ветвь по отцовской и материнской линиям.  

О том времени Адам Георгиевич почти не помнит. Его родная тетка Климентина Адамовна, с которой вот уже много лет коротают век под одной крышей – вот светлая голова, много чего может рассказать. В свои преклонные годы еще по кухне хлопочет, печь топит. Хотя тоже репрессирована была, оттрубила пять лет на нефтяной шахте в Ухте, оглохла. Да и по-русски говорит с акцентом, певуче, иной раз разобрать трудно.
– …Когда Сталин издал Указ о принудительном переселении немцев с Поволжья, мне всего три годика минуло. Родители – простые колхозные трудяги. Отец еще до войны женился на маме, тоже немке. Сначала у них родился сын Иван, потом я и сестра. С нами жил и дед Яков. Вернулся с финской без ног. Подорвался на мине, – рассказывает Адам Георгиевич. – Мама говорила, что жили мы в Саратовской области хорошо. Ели досыта, одной пшеницы на чердаке припасено было на лет пять вперед. Строили большой дом. Так было до 41-го года, пока не сослали в Сибирь.
Более трехсот тысяч немцев, а по сути – такие же граждане своей страны, за три недели были выселены из Поволжья. На сборы давалось не более 24 часов. Никто не знал, куда всех повезут, как долго придется искать счастья в чужих краях. Брали с собой только самое необходимое. Сначала плыли по великой русской реке на баржах, остаток пути преодолевали в вагонах для скота.
– Никто тогда не понимал, в чем мы виноваты, за что расплачиваемся? Боялись, что предать можем, на сторону немцев переметнуться. Мой дед в финскую кровь свою за эту Родину проливал, – вспоминает Адам Георгиевич – Отцу моему вместо повестки на фронт пять лет лагерей припаяли, он на лесозаготовке свое здоровье гробил, а мать тянулась из последних сил, чтобы мы не померли с голоду. В Орловке нас и еще пять семей встретили холодно, «фашистами» обзывали. Но были и хорошие люди. Иван Сидорович Товстухо, отец Героя Советского Союза Василия Товстухо, спас мать от тюрьмы. Сторож зернотока чуть не донес на нее за две пригоршни пшеницы, спрятанные в кармане. Или завскладом деда Андрей Тришкин, он часто подкармливал меня хлебом. А еще на всю жизнь мне запомнилась первая встреча с местной ребятней. Один пацан взял камень и запустил в меня. Рассек бровь, шрам до сих пор остался. А мать как-то чуть до смерти не исполосовали кнутом прямо на поле, на моих глазах, когда нашли в ведре горсть распаренной пшеницы, которую мы уплетали за обе щеки.
Жили переселенцы тоже не Бог весть как. Первую зиму мерзли в амбаре, печки там не было. Чтобы хоть как-то согреться, спали все вместе, кутаясь в старенькое одеяло. Теплую одежду с собой не взяли. Ходили по снегу прямо босиком. Мама всю зиму пробегала на работу в летней обувке на босу ногу, простыла и заболела. Пятилетний Адам взял мешок и пошел в Хохлово, просить у людей чего-нибудь покушать. Вернулся радостный, с картошкой и хлебом. А на следующее лето, чтоб не быть обузой, пошел работать. Сначала пас скот, а уже в семь лет, вместо того, чтобы постигать грамоту в школе, вовсю шуровал сено на покосе. На долго не хватило – надорвал живот. Потом трудился, где придется. А в 19 лет взялся за ум и решил-таки учиться на тракториста. Сдал вступительные экзамены без всякой подготовки, с первого раза. По возвращении доверили молодому специалисту ушатанный гусеничный трактор Т-54. Подделал его, отрегулировал и отпахал на нем немало лет. А когда обзавелся семьей и детьми, перебрался поближе к центру, в Саргатку. Ушел на пенсию с Саргатского ДРСУ. Дом, что честно заработал, после смерти жены Галины оставил сыну, тоже знатному механизатору и перебрался к тете Климентине. Вместе веселее.
– Богатства не нажил, радуюсь, что имею, одного хочу – здоровья, – говорит Адам Георгиевич. – Была в свое время возможность уехать в Германию, на историческую родину, одно время даже документы для отъезда начал собирать. Брат все звал меня, тосковал. Но стал бы я жить лучше, если уехал? Думаю, вряд ли. Моя родина здесь, другой не надо.