Каторжник был живой

Лет десять назад на открытии новой экспозиции кроме музейщиков присутствовали чиновники от культуры, омские историки, художники, был даже генерал. Продвигаясь по залам от витрины к витрине, они слушали экскурсовода, иногда в знак согласия кивали головами.

В зале, посвященном 19 веку, говорили о сибирской каторге, о Достоевском. Посреди помещения был воссоздан кусочек омского острога: на зарешеченном подиуме склонился каторжник в серых одеждах и кандалах, с кайлом в руке. Гуськом обойдя его, гости последовали к соседней витрине, а я, задержавшись, разглядывал грубое сукно, старинное железо на теле несчастного. Все было настолько достоверно, что хотелось по русской привычке пощупать экспонаты. Руки, лицо имели натуральный цвет и даже волоски на них были будто настоящие. Тогда в диковинку были восковые фигуры, и я дивился мастерству скульптора: надо же так, брови, ресницы, глаза в их обрамлении – как у живого человека.  Чтобы в затененном помещении лучше разглядеть объект, снял очки, склонившись, заглядывал в лицо каторжника, и – мистика какая-то – мне даже почудилось, что мы оба, он и я – там, в девятнадцатом веке, в центре старого Омска. В дополнение эффекта манекен вдруг моргнул, щека его дернулась, как бы отгоняя назойливую муху (а, может быть, в ухмылке?), и он укоризненно посмотрел на меня, мол, что уставился. И я, мгновенно очнувшись от наваждения, смущенно огляделся: все внимательно слушали экскурсовода, и никто не заметил моего путешествия во времени.

Позднее один всезнающий знакомый поведал мне, что в роли каторжника на время открытия экспозиции был задействован омский актер…

Михаил Саньков, краевед